Он, она и война

Наверное, каждый из нас хоть раз в жизни задумывался над тем, какие чувства двигали нашими солдатами для достижения победы над фашистами. Патриотизм? Да, патриотизм.

Советским людям дорог был «великий, могучий Советский Союз», но еще дороже была «тихая моя родина - ивы, река, соловьи», - тот уголок на Земле, где они родились и выросли, где, уходя на войну, оставили родителей и детей.

Ненависть? Да, лютая и беспощадная ненависть к врагу, посягнувшему на самое святое - простое людское счастье. Страх? И страх тоже. Страх быть замученными в фашистских лагерях, и не меньший страх погибнуть в лагерях советских.

Но основной движущей силой была, наверное, любовь. Любовь к той, единственной, что «провожала и обещала...», к той, что ждет в далеком тылу или на оккупированной территории. Именно об этом пела в те дни Клавдия Ивановна Шульженко: «Строчи, пулеметчик, за синий платочек, что был на плечах дорогих». В атаку бойцы поднимались «за Родину, за Сталина», а погибали все-таки «за них - родных, любимых, хороших таких». И об этом же - фронтовые письма, где война лишь фон, на котором развивается действо, и главные герои в нем - Он и Она.

Он - Лев Львович Степанов, Лева, Леньця - сорванец, как называла его Она - энергичный, непоседливый, в то же время скромный и заботливый. Родился и вырос в Николаеве. Из немцев по материнской линии. Его предки откликнулись на зов Софьи Фредерики Августы Анхальт-Цербской, ставшей к тому времени российской императрицей Екатериной II, и переехали в Санкт-Петербург - поднимать Россию и подниматься сами. Спасаясь от революционных репрессий 1917 года, родители Льва Львовича оказались в Николаеве.

Участвовал в обороне Николаева, но 15 августа 1941 года вынужден был эвакуироваться в город Мары, откуда и призван на фронт. Этот период своей жизни он описал несколько позже в заявлении военному прокурору Николаева: «В терских боях (Кавказ) в конце 1942 года был пленен немцами. Пришлось познакомиться с лагерями военнопленных, этапами, полициями и прочими прелестями нового порядка в Европе. Скажу только, что мне удалось бежать из лагеря и добраться до г. Николаева, куда и прибыл в 1943 году жалким оборванцем».

Она - Зинаида Петровна Иванова, Зинуся, Зика, как он называл ее. Маленькая, тихая, ласковая, но смелая и мужественная.

Училась в НКИ. Хорошо знала немецкий язык. С началом войны учеба закончилась, началась подпольная борьба в оккупированном Николаеве в группе Всеволода Васильевича Бондаренко. Поскольку Зина хорошо знала немецкий, ее определили официанткой в театральный буфет. Там беспечные немецкие офицеры позволяли себе служебные разговоры, не подозревая, что разговоры эти прослушиваются и запоминаются маленькой неприметной официанткой.

Там же, в театральном буфете, Зика с Леньцей и познакомились. Произошло это событие не без участия повара Ирины Логачевой.

«Тут я встретился с Зинаидой Петровной Ивановой, которая мне дважды спасла жизнь и которая, как я узнал позже, являлась членом подпольной организации в Николаеве под названием «Николаевский центр». Родные Ивановой за причастие к подпольной работе их дочери Зинаиды были арестованы и впоследствии расстреляны немцами. Самой же Зинаиде удалось скрыться, после чего она до прихода Красной Армии жила у меня в строгой конспирации».

Об этом она никому не рассказывала еще много лет после окончания войны, даже близкие родственники не все знали об ее участии в николаевском полполье.

И вовсе не потому, что это страшная военная тайна. Причина другая, страшнее всех военных тайн, вместе взятых. После освобождения Николаева, когда Лев Львович ушел на фронт второй раз, подпольной деятельностью Зинаиды Петровны заинтересовался НКВД, да так пристально, что от пережитого на допросах недоверия и унижения она полностью потеряла память. Возможно, это и спасло ее от дальнейших репрессий, ибо ее оставили в покое. Понадобилось несколько лет и неимоверные усилия Льва Львовича, чтобы она полностью восстановилась от перенесенных потрясений. Но это будет потом. А пока Зика проводила своего Леньцю на фронт и с нетерпением ждала от него вестей.

Его тоже проверял особый отдел: «Сидим сейчас в скверике в Херсоне, погода замечательная, настроение тоже приподнятое. До этого времени мы находились под следствием контрразведки 28-й армии, а где будем - еще не знаем». И ему пришлось столкнуться с несправедливостью по отношению к николаевским подпольщикам, и он болезненно это переживал.

В своих письмах он часто об этом вспоминал: «Пришла мамаша паренька, который тоже помогал центру, знал хорошо Михаила*, Владимира**, Жорку***, Бориса*** и других. Он студент вашего института (НКИ)... В Херсоне я передал для тебя записку и тот кусочек мыла, который ты мне дала, мамаше одного паренька Павлика Ханенко****, который и сейчас со мной. Очень хороший парень...
А с Павликом получилась нехорошая история. При сортировке его отобрали в число полицаев и прочей сволочи и, кажется, отправили куда-то в противоположную нам сторону. Жаль, он очень хороший парень и, по-моему, настоящий наш советский человек. Владимир его хорошо знает. Не говори только матери... Зика, относительно Павлика. Он попал в среду подонков человечества и был отправлен туда, откуда приехала Люся. Зика, это все по ошибке, и мне его очень жаль. Поговори с Владимиром, может быть, он что-нибудь может сделать. Всему виной работа его в госпитале... Относительно дела Павлика могу сказать только одно: тебе следует положить на это крест, так как из этого ничего не выйдет. Сейчас очень много людей (хороших людей) попадает в его положение. Я обращался вчера куда следует, хотел узнать его адрес. Они адреса не знают (узнать, конечно, могут, но им лень), а поэтому отказ. Посему перестал заниматься этим вопросам, так как ничего не выйдет. Пускай думает об этом Владимир или тот, кто это может сделать».

Он пишет ей каждый день, иногда по нескольку раз на день, и очень скучает по ней: «Родная моя, как далеко я нахожусь от тебя! Я только сейчас впервые подумал о том, что от дома меня отделяют каких-нибудь 700-800 километров, и ты, дорогая, ко мне уже не сможешь приехать. Когда я уезжал из дома, мне почему-то казалось, что это на очень короткий срок и мы непременно скоро свидимся и спокойно станем жить после всех наших тревожных минут, пережитых во время немецкой оккупации. Сколько жить буду, все мысли мои возле тебя».

Но колеса поезда монотонно отстукивают километры, увозя его все дальше от нее, а он тоскует и пишет письма. Пишет, на чем придется, клочки бумаги исписаны по горизонтали, по вертикали и по диагонали.

Иногда это просто записки в несколько строк: «Здравствуй, дорогая Зика! Я уже далеко от Николаева, еду по брянской дороге, здоров, чувствую себя хорошо. Тут холодно, но я не мерзну. Куда прибудем, еще не знаю. Адреса еще не имею, сообщу позже. Как ты, дорогая, там живешь? Есть ли что от моих родных, от твоей сестренки? Не обижают ли тебя тетки? Где работаешь и как вообще твои дела? Помог ли тебе Владимир (Всеволод Бондаренко)? А самое главное, как твое материальное положение? Не голодаешь ли ты? Пока крепко целую, будем надеяться, что скоро увидимся».

Иногда несколько мелко исписанных листков с подробным описанием своего военного быта и не менее подробными расспросами о ее делах: «Я очень волнуюсь о твоем здоровье. Плеврит - это отвратительная болезнь. Какой плеврит у тебя: сухой или мокрый? Где ты его только заработала? Дорогая моя, я очень прошу тебя, следи за своим здоровьем, береги его, показывайся почаще врачам и выполняй, дорогая, все возможное в настоящее время лечение».

Она его успокаивает: ничего страшного, все в порядке, но он чувствует, что она лукавит: «Поправляешься ли ты уже? Как у тебя обстоит дело с питанием? Я тебе не верю, что ты так питаешься, как ты писала мне. По-моему, Зинуля, ты на 99% преувеличила, чтоб я не беспокоился о тебе. Будь здорова, моя дорогая, береги свое здоровье и не волнуйся понапрасну».

О ходе боевых действий Лев Львович сообщает мимоходом: «Фрицы драпают не на шутку. За каких-нибудь пять дней нашего наступления освобождено примерно 1/з территории Белоруссии. В сегодняшнем сообщении говорится, что взяты в плен два генерала. Ребята веселые, смеются и говорят, что фрицы уже не успевают на самолетах срываться».

Не сохранилось ни одного письма от Зинуси к Леньчику. Да и те, что она писала, приходили редко и нерегулярно, что вызывало в нем вполне закономерное беспокойство. Почти в каждом письме он просит ее писать чаще и подробно рассказывать о своих делах и о положении дел в Николаеве. В свою же очередь он шутя сообщает ей: «Зинуська, ты у меня хоть и не ревнивая, но я все же тебя прошу: не приревнуй меня, пожалуйста, к нашей общей любимице - русской Катюше, я ее крепко полюбил, она очень хорошо поет фрицам свою песенку».

Еще он лирик. Подробно описывает природу той местности, где находится, особенно российские и белорусские леса, речку, в которой умывается по утрам, и удивляется, что она называется почти как наша - Западный Буг.

На особом месте стоит музыка, особенно классическая, но на концерты фронтовых бригад ходит редко: «Сейчас у нас концерт, приехал ансамбль, но я не пошел, так как в своей короткой жизни я видел и слышал ансамбли гораздо лучше, а поэтому не хочу портить воспоминания о прошлом».

Или такой отзыв: «Только что был на концерте самодеятельности уральских металлургов. Понравилась мне, к великому сожалению, только одна аккордеонистка, да и то как личность». Много лет спустя Лев Львович удивит своих домочадцев добротным повтором на пианино фортепьянного концерта, с которого семья только что вернулась.

По роду службы ему приходится получать грампластинки для трансляции через радиоузел популярных произведений. Однажды созорничал и прислал на двух листах слова «Песенки о мужьях» Клавдии Шульженко, присовокупив к этому вопрос: «Интересуюсь, к какой категории мужей ты отнесешь меня, родная? Напиши обязательно».

Чем ближе октябрьские праздники, тем чаще в письмах обещание подарка: «Здравствуй, дорогая Зинуся! Самая моя дорогая и любимая! Сегодня приступаю непосредственно к приготовлению октябрьского подарка для тебя и всего нашего народа. Тысячу два раза целую крепко - крепко. Твой Леньця».

23 октября 1944 года он пишет из Восточной Пруссии: «Вчера слушал в сводке Совинформбюро о наших делах за последние дни. Ты, конечно, тоже слыхала. Это и был мой подарок, о котором я все время тебе писал в последних письмах. Подарок наш заключается в том, что я сейчас зачищаю от фашистских людоедов их берлогу Пруссию. Очень понравился мне один лозунг, который водворили на границе, когда через нее проходили войска. Он гласит: «Вот она, проклятая Германия!».

За эту и другие битвы гвардии ефрейтор Л.Л. Степанов награжден орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Кавказа», «За взятие Кенигсберга», «За взятие Берлина», «За боевые заслуги», «За победу над Германией».

Зинаида Петровна Иванова также была награждена медалью «За боевые заслуги». За полтора десятка лет, в течение которых мы были знакомы, она ни единым словом не обмолвилась о своем участии в николаевском подполье.
 
* Комков Филипп Антонович (1912-1943) - летчик, руководитель одной из подпольных групп «Николаевского центра».
** Бондаренко Всеволод Васильевич - руководитель группы подпольщиков, в которую входила З.П.Иванова.
*** настоящие имена этих подпольщиков мне установить не удалось.
**** Ханенко Павел Макарович (1923 г.р.)- один из членов николаевского подполья. В настоящее время проживает в Николаеве.

Автор статьи: Николай Пономаренко

Источник: novosti-n.mk.ua