А память ведет в 1941-й…: с чего начиналась Победа

Я видел начало войны с первого дня. Я был в оккупации 2,5 года. Забыть эти дни невозможно, хотя прошло с тех пор уже много, много лет.

Война для меня началась в г. Черновцы в 30 км от румынской границы. Отец мой, полковник Шепетов И. М., был командиром 96-й горнострелковой дивизии.

16 июня матери сделали операцию, и она находилась в больнице. Поэтому всю предвоенную неделю отец возил меня с собой. Части дивизии были разбросаны на десятки километров вдоль границы и занимались строительством укреплений.

В районе Красноильска на дороге, ведущей в Румынию, за полосатыми шлагбаумами, я в бинокль впервые увидел немца. В серо-зеленой форме с коротким автоматом на груди он стоял рядом с румынским пограничником. В субботу 21 июня мы с отцом вернулись в Черновцы из поездки на границу.

Возле штаба 17 корпуса на широком плацу стояли горы ящиков и разложенное на брезенте для просушки всевозможное оружие. Ночью 20 июня были затоплены все подвалы и склады в старых румынских казармах…

Вечером были с отцом в театре. Смотрели «Свадьбу в Малиновке».

22 июня в 4 часа утра отца поднял телефонный звонок и он ушел в штаб. Сквозь сон я слышал, как он торопливо сбегал по лестнице, как откуда-то издали приглушенно и мягко доносились взрывы, гул самолетных моторов и пулеметные очереди. В шесть утра меня разбудил адъютант отца лейтенант Николай Резниченко.

- «Вставай, Юрка, войнa!» - сказал он. Тревожный холодок прокатился по сердцу.

Через 15 минут мы с ним были в штабе дивизии. Здесь царила атмосфера напряженного ожидания. Звонили телефоны. В это время части 209, 155 и 43 горнострелковых полков уже вели совместно с пограничниками боевые действия против врага, пытавшегося прорваться через государственную границу.

Утро было солнечным и тихим. У штаба дивизии цвели розы. В маленьком бассейне плескались золотые рыбки. Часов около восьми к штабу подкатила машина командира 17-го стрелкового корпуса генерал-майора Галанина И. В. Генерал неодобрительно посмотрел в мою сторону. Вид у него был суровый. Стремительно взбежав на крыльцо, он крикнул  своему адъютанту: - «Командиров ко мне!», и скрылся за дверью. Как потом рассказывали, он только что вернулся из поездки на аэродром, который представлял ужасную картину. Более 40  наших самолетов-истребителей были уничтожены неожиданным налетом врага. Полыхали бензохранилища, рвались боеприпасы, горели мастерские. Санитарные машины увозили раненых и убитых. Это было страшное и беспощадное лицо войны, несущей смерть, кровь и разрушения.

Трудным для всех был этот день от начала и до конца, день, перечеркнувший нашу мирную жизнь и начавший новый отсчет времени.

Ранним утром 23 июня мы выехали в Сторожинец, небольшой и зеленый городок в Карпатах в 20 километрах от Черновцов. Сюда, поближе к границе, полковник Шепетов срочно перебрасывал штаб дивизии. Начальник штаба подполковник Владимиров В.Я. 22 июня был в отпуске на Кавказе. Только 26 июня он смог добраться до Черновцов. 

Недалеко от Сторожинца мы остановились на вершине горы и здесь наши машины заметили румынские самолеты-разведчики, пролетавшие над горой.  Это были бипланы, напоминавшие наши У-2. Со второго захода они обстреляли машины, и один из них сбросил осколочную бомбу. Пострадал только я. Небольшой осколок, как ножом, разрезал кожу на животе. Рана оказалась пустяковой, но, что такое война я уже хорошо понял.  По-настоящему меня перевязали только в Сторожинце. Атака румынских самолетов оказалась такой неожиданной, что только вслед им раздалось несколько выстрелов.

День пролетел в тревогах и заботах, полный противоречивых слухов и ожиданий. Мне, как и всем, война тогда казалась большой и рискованной игрой, исход которой решится в ближайшую неделю.

Под вечер в штаб были доставлены пленные румыны - два солдата и один сержант. Первые пленные на второй день войны! Их окружила толпа любопытных. Пленные жались в кучку, заискивающе улыбаясь и поддакивая бойцам. Это были простые крестьянские парни, чернявые и молодые. Их ободряюще хлопали по плечам, рассматривая натруженные в мозолях рабочие руки, угощали папиросами и махоркой. Никто не видел в них врагов. Довлело чувство пролетарской солидарности, В жестокость и беспощадность войны еще как-то не верилось... Голова сержанта была перевязана. Сквозь марлевую повязку торчали клочками черные волосы. Румыны виновато поглядывали на мои окровавленные бинты и  с сожалением кивали головами.

Пленных взяли полковые разведчики на румынской территории за рекой Сучавой в стремительной стычке с разъездом румынских кавалеристов. Полковник И. Шепетов сильно рисковал, так как этот эпизод можно было толковать как провокацию со стороны СССР.

Мы уезжали в Черновцы в штаб корпуса, и полковник Шепетов приказал пересадить румынского сержанта с грузовика в нашу «эмку». В вечерних сумерках, едва освещая дорогу закрашенными фарами, машины медленно катили по горной дороге.

Румынский сержант сидит сзади между отцом и Николаем и, ярко подсвечивая фонариком, отмечает на карте расположение своих частей. Разговаривать с ним было трудно, так как никто не знал румынского языка. Выручали военные термины, известные во всех армиях мира: дивизия, бригада, артиллерия, атака, марш, дата и т, п. Потом румын изобразил на карте стрелу, направленную на Черновцы, перечеркнул город и написал дату  «28.06.41». После этого он торжественно выпятил грудь, ткнул себя пальцем, сказав: - «Антонеску», надул щеки и затрубил нечто вроде марша. Все в машине засмеялись. И громче всех сам румын. Он был явно доволен, что его поняли правильно. Здесь все было ясно без перевода. Фашист Антонеску собирался взять Черновцы 28 июня и устроить парад. 

Машину плавно покачивало и, наконец, румына свалила усталость. Весь день он брел с разведчиками по горам и лесам со связанными руками. И вот сейчас, после сытного обеда и примитивного допроса, разговорившись и уже смирившись со своей участью, он расслабился и заснул,

Николай изредка поглядывай на румына, обдумывая какие-то свои мысли. Отец изучал  карту, постукивая карандашом по бортику планшета. После долгого молчания Николай сказал:

- «Вот сидит, сопит в две дырочки, вроде обычный человек, крестьянский парень. Какой он, к черту, враг?».

Отец повернул фонарик и с любопытством глянул на румына, потом на Николая, мысленно сравнивая их. Пожалуй, они были одногодки, красивые и молодые ребята

- «Сейчас ты прав, Николай, Сейчас он нам не враг»,- сказал отец, - «И причин тому две. Во-первых, он спит, а во-вторых, слева сидишь ты, а справа я. Нитка его судьбы в наших руках. В бою же, лейтенант, такие мысли брось. Бой решают, порою, мгновения.  Если у врага в руках оружие, он должен быть уничтожен».

Мы приехали в Черновцы поздней ночью. Город непривычно тонул во мраке.  Машины миновали въездные ворота с часовыми, подошли к штабу корпуса и пленных увели на допрос.

Никто из участников разведки и свидетелей всех этих событий не мог и предположить, что в это же самое время начальник генерального штаба фашистской армии докладывает об этом эпизоде Гитлеру. Видимо, этот случай был единственным и необычным среди тысяч событий на всем гигантском фронте от Белого до Черного моря.

25 июня 1941 года Совинформбюро отметило:

«Неоднократные попытки румыно-немецких войск овладеть Черновцами кончились неудачей. Захвачены немецкие и румынские пленные».

Много лет я разыскивал участников той первой разведки. И однажды судьба улыбнулась мне. Удалось найти двух - бывшего командира отделения разведчиков старшего сержанта Петра Павловича Борзенко и сержанта Ивана Матвеевича Непейпиво.

Вот, что они рассказали.  

«В семь часов утра 22 июня 1941 года взвод курсантов полковой школы разведчиков под командованием лейтенанта Григория Ковтуна получил приказ оказать помощь пограничникам южнее села Белая Криница (Фонтина Альба), разведать соприкосновение с противником и установить связь с соседями.

Форсированным маршем мы двинулись к заставе. Пограничники под командованием начальника 16-й погранзаставы лейтенанта Жабровца вели в полуокружении бой с румынскими горными стрелками. С нашей помощью атаки были отбиты с большими потерями для врага.

Ночью наш взвод пешей разведки в составе 40 человек вышел в рейд на территорию Румынии примерно в район сел Виковулы-Фрэтэуцы. Нам надлежало пройти  во вражеский тыл на глубину до 10 километров и разведать, какие части врага стоят против нас, где они сосредоточены и, самое главное, взять языка.

Мы действовали по всем правилам. Мое отделение выполняло роль бокового дозора.  На вооружении у нас был один ручной пулемет, один автомат и карабины. Идти было тяжело. Ночь. Лес. Гористая местность. Болотистые низины у реки Сучавы. Внимание напряжено до предела. В этих трудных условиях хорошо действовали курсанты Набока, Шейдин и Марцинкевич. Они шли в передовом дозоре и были глазами и ушами нашего взвода. От их  внимания фактически зависел успех рейда. Ранним утром дозор обнаружил группу румынских кавалеристов, которые отдыхали, ничего не подозревая.

Лейтенант Ковтун приказал окружить их, атаковать и взять пленных. Стычка была короткой, но отчаянной. В результате нам удалось взять в плен офицера и двух солдат.  К сожалению, лошади во время боя разбежались, и воспользоваться ими не удалось. Отход назад был еще труднее, хотя и по знакомому пути. Несколько раз мы видели буквально рядом румынские дозоры и разъезды. Видимо, наш налет сильно всполошил фашистов.

Почти половину дня 23 июня мы провели на вражеской территории. Мы вышли довольно точно и без происшествий в назначенный пункт, где нас ждали  пограничники, пересекли границу и только тут были обстреляны румынами. Все, однако, обошлось благополучно. Наш проводник из местных жителей был большим знатоком горных троп.

Трудно сейчас даже вообразить ту радость, когда мы увидели своих. Мы были горды тем, что выполнили задание и вернулись без потерь. Пленных срочно отправили в Красноильск, где стоял штаб 209-го полка майора Миклея, а оттуда в Сторожинец.

В течение восьми дней наши разведчики уже более мелкими группами ходили во вражеский тыл по проторенной дорожке. И большей частью эти вылазки были удачными. Потерь с нашей стороны почти не было, а языков мы добыли около десятка и среди них одного немецкого ефрейтора».

...Начало войны, первая разведка, первые бои навсегда остались в памяти. Сорок первый год был самым тяжелым. Пали у Голованевска и Первомайска отважные сержанты Шейдин и Марцинкевич.  Ведя в атаку бойцов, погиб при прорыве немецкого окружения у станции Грейгово лейтенант Григорий Ковтун...

Немногих щадила судьба. Пять раз дивизия выходила из окружений и этим все сказано.

А отец…..

…25 июня, бросив всё, мы уехали на грузовой машине битком набитой женщинами и детьми в Киев. Короткое прощание с отцом, последние поцелуи. Маме букет роз, мне часы, снятые с руки.

Это было прощание навсегда!… Мы не обменялись больше с отцом ни единой весточкой.

Дорога была ужасной под бомбежками и обстрелами. После дорожной тряски операционные швы у матери разошлись, началось кровотечение.

В Кировограде жила её сестра Галя и её знакомый врач. Туда мы смогли с трудом добраться в начале июля 1941 года. Однако фронт быстро приближался к городу. Немцы заняли Кировоград 10 августа 1941 года. 

Все наши документы мать уничтожила. Мы были беженцы, каких были тысячи. Мать пролежала больной почти год и осталась инвалидом.  Дом, где мы жили, был на окраине в глубине двора. Мать сказала всем, что муж не военный, а врач, которого призвали в армию. Это нас и спасло от любопытства соседей и полиции.

Мы прожили в ужасающих условиях оккупации 2,5 года.  В голоде, холоде, на волоске от смерти, в ежедневном ужасе, что кто-то выдаст нас полиции, что меня найдут при очередной облаве и проверке. Я жил в подвале, в норе под стенкой, иногда на чердаке сарая или дома.  Облавы на молодежь для отправки на работы в Германию проводились часто. Полицаи неоднократно осматривали дом и двор, но моё убежище в подвале и меня не обнаружили. 

7 января 1944 года после тяжелых боёв Кировоград был освобожден.

В военкомате маме дали справку, что Герой Советского Союза генерал И.М. Шепетов пропал без вести. Пропавшим без вести он считался 20 лет.

Подробности гибели отца в плену нам сообщили лишь в 1965 году.

26 мая 1942 года в боях под Харьковом он был ранен и попал в плен. В лагере военнопленных Хаммельбург 18 декабря 1942 года он был арестован  гестапо и отправлен в Нюрнберг. Здесь его судили за активное противодействие немецким властям и уже как политзаключенного отправили в концлагерь СС Флоссенбург (Бавария).  Здесь он был убит 21 мая 1943 года. Его награды, Золотая звезда № 565 и орден Ленина, были использованы немцами в 1944 году при подготовке покушения на Сталина.

По-видимому, именно этот эпизод и был причиной долгого молчания… В 1974 году вместе с ветеранами 14-й гвардейской стрелковой дивизии, участниками июньских беев 1941 года, мне довелось вновь побывать в Сторожинце и на той пограничной заставе за Красноильском.

Красивы Карпаты. Здесь царят тишина и покой. В дальней дымке голубеют вершины гор. Лес наполнен неутомимыми птичьими голосами. Мы стояли у нового здания заставы, живущей сегодняшним днем  Пограничники, как всегда молодые и веселые, азартно играли в волейбол на спортплощадке.

И только старые, заросшие травой, траншеи на пригорке да щемящая боль в сердце все еще напоминали о прошлом...

P.S. Я часто думаю о том, что было бы, если бы румынские летчики были более меткими стрелками и уложили бы половину штаба 96-й Винницкой горнострелковой дивизии вместе с её командиром…

Дивизия впоследствии за блестяще проведенные бои 1941 года первою на Южном фронте и Украине была преобразована в 14-ю гвардейскую Винницкую стрелковую дивизию. А командир дивизии полковник И.М. Шепетов за прорыв немецкого окружения  15 августа 1941 года у г. Николаева был удостоен звания Героя Советского Союза. Грейговский прорыв в истории Отечественной войны был единственным своевременным прорывом, позволивший выйти из окружения без больших потерь двум нашим армиям 18-й и 9-й.   

Но судьба была сурова к отцу и многим миллионам людей в те далекие годы…

Автор: Ю.И. Шепетов